"Как я стал" в театре драмы



Как я стал… Название указывает сразу на две вещи. Во-первых, это пьеса о становлении героя. Во-вторых, о неопределенности. Нет, наверное, ничего хуже неопределенности. В ней мы находим Сашу, как в капусте; таким же ведомым и плывущим по течению он растворяется в финале. Но Саша – не инфантильная нелепость. Он весь полон порывов, нет, точнее – рывков, и те час от часу, раз от раза все благороднее и оторваннее от земли. Он спускает родительские деньги на пиво и недоступную подружку, прогуливает университет, рвется спасать умирающую актрису и запросто раздваивается, принимая робкие ухаживания ее дочери. Он катализатор; вмешиваясь в ситуации подвешенного бытового равновесия, он задает новый ход вещам, не обеспечивая его продолжительность. Саша – не инфантильная нелепость. Саша – вечное порождение юности и тени своего отца.

Классическая музыка в спектакле преображает никудышного студента, но всеядного и талантливого жизнелюбца. Яростно строча на ноутбуке текст, он вмиг превращается в молодого Амадея. Не задумываясь, он не просто пьесу для Ариши сочиняет, он творит новую реальность, в которой уже Маша не замужем, ее мать не пьет и не самоубивается что ни день. Так же легко он все это рушит.



Ситуация выбора не по зубам Саше, он привык творить в хаосе, а здесь или направо, или налево. Логика отступает, и инстинктивно он стремится к непокоренным пажитям.

В пьесе и постановке это, пожалуй, один из сильных моментов – умолчание. За ним сокрыта, готова пролиться бездна слез, слез брошенной и обманутой Маши, слез ее матери. Этот прием глубокого глухого горя напомнил мне фильм «Чтец», где страшное – не то, что сказано, а то, что остается за кадром, но ясно, как самый ясный жестокий божий день.

Отдельное слово – это печать сказочности на всей постановке. Эльфы, в тектсе закрытые в своем волшебном мире бетонной плитой, у Огарева вездесущи, как мюклы у Нурдквиста. Они сопереживают и помогают героям, порой это выглядит комично, но всегда – искренне и немного грустно. Отличная пластика актеров Аллы и Алексея Мосоловых позволила режиссеру добавить этих эльфов-мимов почти во все эпизоды спектакля.
Как индикатор всего первозданного, наивного и прекрасного, эльфы не выживают в обстановке равнодушия («Мне все равно, пусть меня окручивает») и лжи.



Евгений Сердечный
Фото — Алеко Мирзоян

Комментарии

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.