Немолодёжные “Жестокие игры” Лины Занозиной

Обычно к походу к театр готовлюсь основательно. Иногда о пьесе что-нибудь читаю, об авторе, а бывает, что и спектакль посмотрю в постановке какого-нибудь московского театра. “Жестокие игры” собирался посмотреть в декабре, но подвернулись билеты и пошёл на ноябрьскую премьеру. Поэтому всей прелюдии у меня не случилось. Шёл со знанием лишь того, что Алексей Арбузов — советский драматург, а Лина Занозина — новый режиссёр. Ни фабулы пьесы, ни фамилий артистов, занятых в спектакле, не знал. Но с этой постановкой случилось такое, чего не было никогда, ни на одном спектакле.

Никогда в течение трех часов действия на сцене у меня не менялось к нему отношение на совершенно противоположное. От полного неприятия до умиления, которого даже сам испугался.
Никогда не было такого, чтобы не нравилось всё, с первых минут и без всяких оговорок. В любой постановке находишь что-то замечательное. Здесь же, сразу — скучное действие, неубедительная игра, неестественные реплики. Правда, оговорка всё же нашлась, в декорациях. Вместо натуралистических, как рекомендует автор (после спектакля я всё же заглянул в пьесу, сравнил увиденное с задуманным Арбузовым), режиссер вместе с супругом Алексеем Ксенофонтовым творчески организовали пространство: строительные леса и декорации — они же мольберты с готовыми картинами: повешенный человек, рыбки, дождь, а герой на глазах зрителя пририсовывает (он настаивает, что пишет!) новые сюжеты, новые картины. На таком фоне разворачивается действие и в московской квартире, и в сибирской избе. Всё это креативное пространство режиссёр наполнила оригинальными арбузовскими диалогами и героями, одетыми в стиле 70-х годов прошлого века. Реплики молодых людей мне показались несколько корявыми — не знаю, так ли говорили в 70-е годы, но звучало это не то чтобы старомодно, но очень приторно правильно, как в выверенных цензурой фильмах из того же прошлого, но не про то как жили на самом деле, а как это должно было выглядеть.

Пьеса на вечную тему — о любви. Про это писал каждый второй, называвший себя драматургом. Почему новый режиссер “молодежки” выбрала именно Арбузова, мне совершенно непонятно. Любовная история перемешивается с трудовым энтузиазмом нефтеразведчиков и московским дождём, наводящего тоску и на героев, и на зрителей. В чем был режиссёрский замысел? Рассказать о том, как любили папы и мамы сегодняшних молодых?! Но без комментариев родителей, они даже не во всех диалогах разберутся, хотя пьесе-то чуть больше тридцати лет.… Вода “Буратино”, дефицитные бенгальские огни… Это какие-то сладко-ностальгические вещи для тех, кому за сорок. Но надо признать, очень свежо и даже по-оппозиционному нынче звучит реплика: “Ну какой дурак поедет теперь в Сочи?” Хотелось, чтобы и вся пьеса была современной. Если тема вечная, то зачем эти отсылки к прошлому? Да ещё со всеми мелочами и деталями этого прошлого, которые к основной сюжетной линии не добавляют ровным счетом ничего, не делают историю ни красивее, ни трагичнее, ни тоньше. Конечно, Арбузов классик, но классик советский. И в отличие от Шекспира или Островского (где тоже много деталей и мелочей, интригующих, увлекающих, раскрывающих и дополняющих образы и само действие) арбузовская пьеса про советскую жизнь. Буквальное прочтение этого драматурга мне кажется сегодня немного нелепым. После спектакля услышал реплику одного из зрителей, выбегавшем из зала, когда артисты ещё выходили на поклон. Он обсуждал спектакль со своими спутниками и резюмировал коротко: “соцреализм”.

Самая сильная сторона этой постановки — актеры. После “Жестоких игр” я утвердился во мнении, что в ”молодежке” самая сильная в городе труппа. Да, первые минут двадцать игра не шла, то ли настрой у них был не тот, то ли зал не помог с настроением. Но потом…

Блестяще играла Анастасия Ситникова. Она очень хорошо чувствует партнеров по сцене, и даже корявые арбузовские фразы старалась произносить очень непосредственно. Выше всяких похвал Светлана Кухарь. Она мне нравится в “Письмах любви”, но и здесь, не в самой выигрышной роли, она была очень органична. На своём месте оказался и Алексей Киселев — с его сексуальной харизмой, песнями под гитару — настоящий герой-любовник. Немного огорчил Алексей Замко. Рисовал (простите, писал) вдохновенно, но реплики советской пьесы и псевдо молодежный язык конца семидесятых ему давались с трудом. Что-то не то было с интонациями, выглядел он не безмятежно-скучающим (каким, по-моему, должен был быть исходя из своих монологов), а каким-то пригружено-тоскливым. Но в целом спектакль состоялся. В финале два любящих человека, через расстояние, смерть и невинно-глупую ложь, признаются в своих чувствах, отец добивается прощения от своего сына. Это торжество всеобщей любви выглядело немного пафосным, но на фоне новогодней елки, падающих снежинок и ретро-песни, именно этого и ждали зрители, которые перешагнули определенный возрастной рубеж. В зале, кстати было много людей среднего и даже старшего возраста. Уверен, многих этот наив в конце спектакля зацепил.

Сейчас в моде ностальгия по советскому, может быть этот тренд решила оседлать и новый режиссёр “молодёжки”, но не уверен, что на эту постановку пойдут молодые. Если только не поведутся на название. Герои спектакля, действительно, играют друг с другом, с жизнью, но игра эта беззлобная и бескровная, скорее на нервах. То, что тридцать лет назад считалось жестокостью, сегодня выглядит невинным баловством, просто недоброй шуткой. Сегодня героев пьесы не то, что в жестокости, даже в черствости обвинить решится не каждый. Вместе с жизнью изменилось и содержание понятия.