Любовь и ящикъ

Пожилой инспектор услышал позади себя конский топот, потом увидел пестро одетую пигалицу, которая схватила с его головы котелок и премило расхохоталась. Между тем кучер увозил её все дальше, вилявшую в воздухе инспекторским убором. Опешивший инспектор, чью душу в этот миг делили негодование и мимолетное влечение, не стал-таки кричать помощь, но, молодцевато подкрутив усы, на свой страх и риск увязался за уносившейся коляской.

     У главпочтамта он отёр с лица дюжие градины пота; завернув в Южный переулок, инспектор в лихорадке амурной погони сбросил на мостовой свой влажный шарф. А как он рвал и метал, когда упустил чертову коляску в гуще Северного проспекта, кишевшего головными уборами и стремящимися каретами! Задыхаясь, инспектор наконец остановился. На него было страшно смотреть. Он хрипел. Несчастное лицо его все горело огнём; рыжие волосы склеил пот, на руках и на шее змеями вздулись вот-вот готовые брызнуть вены. Внутри инспектора что-то забулькало. Дойдя до полураскрошившегося порожка городской аптеки, он осел и опустил голову.

     Убогая нищенка, не пропитавшаяся ещё дурной наследственностью своего племени, сочувственно остановилась и слегка тронула инспектора в плечо. Он медленно пришел в себя, встал, отмахнулся от цыганки и, едва управляясь с ногами, побрёл домой. Но через два квартала с ним сделалось совсем дурно, инспектор присел на корточки, приложил руку к сердцу и, не откладывая в долгий ящик, отдал богу душу.