Что такое «хорошо» и что такое «плохо» (про «Нимфоманку», выставку бальзамированных тел и запретителе того и другого в Типографии)

Моё советское «счастливое детство» пришлось на 70-е годы прошлого века. Ни тебе войн, ни порнографии. Даже секса, как известно, не было. А всё почему? А потому, что чуткий контроль заботливых партийцев — ума, чести и совести эпохи.

В школе я училась так давно, что с наступлением 80-х её уже окончила. Но цепкая избирательная детская память оставила в вечное пользование некоторые яркие эпизоды из тех времён. Она периодически мне их высвечивает. Вчера так и вышло.

Вспомнилось, что была у меня одноклассница, чей папа был финансовый инспектор. Возможно, один из тех, с кем Маяковский пытался разговаривать о поэзии в известном стихотворении. Папаша у девочки был строгих нравов. «Старик, имея много дел, в иные книги не глядел», но за успехами и нравственностью дочери следил зорко. И вот случилось у чада домашнее задание – стихотворение Пушкина наизусть. Но не случилось его выучить. При озвученных словах:

Как ждёт любовник молодой
Минуты тайного свиданья…

родитель вырвал страничку из учебника и, возмущённый программой по русской литературе, отправился поутру в школу. Под угрозой было нравственное здоровье его дочери.

К чему, скажете вы, всё это? А к тому, что приключилась со мной вчера интереснейшая история – я попала на дискуссию о нравственности и запретах.

Предварительно ограмаченная информацией из сетей о том, что некий активист от Православия инициировал запрет показа «Нимфоманки» и известной выставки, с опозданием ступила я в зал «Типографии» на том моменте, когда в руках оратора уже парил, занесённый над головой, лист копии его заявления в Прокуратуру.
Правда, градус моей серьёзности значительно понизился признанием активиста в том, что фильма-то самого он не видел. Точнее, он видел минутный трейлер. Ему хватило. И он готов запрещать.

Активист, его оппонент и ведущий встречи говорили много и выразительно. Потом давали слово для вопросов. Я взяла себе немножко. Но, поскольку фильма я не видела, в отличие от трети более ответственной публики, то о художественных достоинствах работы Триера я судить, разумеется, не взялась.

Мне искренне были интересны глубинные причины, по которым некий достаточно молодой, по моим меркам, человек, выступал совестью нации и решал, что можно, а чего нельзя мне смотреть в моём городе. Из ответа стало ясно, что к моменту моего вопроса он уже сменил гнев на милость, и теперь фильм не запрещался к просмотру, но строго ограничивался по времени показа. Так же выяснилось: весь сыр-бор из-за того, что контролёры кинотеатра в погоне за кассовыми сборами плохо проверяют паспорта на предмет возрастного ценза!

Лейтмотивом всего вечера были слова активиста «Я не хочу, чтобы мне навязывали этот фильм. Я не хочу, чтобы меня заставляли смотреть эту выставку». У меня же, как человека «не в теме», сложилось впечатление, будто и выставка, и особенно фильм, были объявлены обязательными к просмотру жителями города, и он защищался сам и защищал всех от насилия над личностью.

А вообще было забавно смотреть в глаза индивида, на полном серьёзе считавшего себя более нравственным, более образованным и более морально устойчивым, чем собравшиеся в зале, чем все остальные жители города. Индивида, взявшего на себя ответственность решать, «что такое хорошо, и что такое плохо».
Как сказал другой хороший поэт, всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.

Грустно, господа!

Активист говорил о лихих 90-х, о том, что развратили то поколение вседозволенностью, что тогда из-за отмены цензуры общество получило вал наркоманов и алкоголиков, что выросли больные в моральном и физическом смысле люди, что из-за порнографии демографический перекос и некому рожать, что вымирает Россия. Некоторые поддерживали его из зала. Но задумался ли кто-нибудь, что всё это стало возможным именно благодаря запретам? Семьдесят с лишним лет (шутка ли!) вот такие примерно активисты, не читавшие и не видевшие фильма / книги, поддерживали тех, кто их видел и читал, но держал народ за быдло, и решал, какую пищу класть в его духовную кормушку. Так запрещали Есенина и Бродского, Цветаеву и Ахматову, Булгакова, Пастернака, Набокова… А когда рухнула система, отвалились заслонки, и хлынуло всё накопленное разом. И вполне предсказуемо «снесло крышу» всем неподготовленным. А и не бывает иначе. Иммунитет к детским болезням вырабатывается в детском возрасте. Корь или ветрянка в нём почти незаметны. Придут и пройдут своим чередом, вовремя. Но если тебя уберегли родители от тех контактов, то, если ты заболеешь в двадцать пять, они рискуют тебя вовсе потерять. Что и произошло тогда со всеми нами. И активисту-запретителю – врачу по образованию – следовало бы это знать. Ровно как и то, что в Индии – родине Камасутры – самая высокая рождаемость, выше, чем в Китае, и никакого особого разврата.

Я тоже родитель, я тоже против растления. Но нельзя же валить всё в одну кучу. Запретами ещё никто и никогда ничего хорошего не добился ни в воспитании собственных детей, ни в воспитании в масштабах страны. Подавленные эмоции, подавленные желания со временем всё равно лезут наружу и мстят.

Наладьте пропускной контроль в кинотеатре и на выставке и показывайте их хоть во сколько, хоть круглосуточно, ни один из тех, кому не положено, не проникнет, даже если несознательный родитель сам возьмёт за руку дитя и поведёт туда. Установите высокий возрастной ценз, но дайте увидеть то, что создаёт человечество, тем, у кого вкусы и нравы уже сформированы.

Авиценна и другие великие врачеватели под страхом смерти, под строжайшими запретами религии, ночами выкапывали труппы и препарировали их. Потому что это был естественный ход жизни, естественный процесс развития и познания. Только представьте себе, на каком уровне была бы медицина теперь, если бы они не ослушивались, не отваживались бы тогда. И как далеко теперь шагнули бы русские во многих отраслях науки, если бы малообразованные советские правители, далёкие от понимания предмета, не назвали бы, например, генетику «продажной девкой империализма» и не запретили бы исследования в этой области.

Я не ручаюсь за точность цитаты, но в музее Прадо при входе висит объявление: «Если вам что-то не нравится, не торопитесь это выбрасывать. Это может оказаться произведением искусства».