«Крокодил»: нет прошлого и будущего

Сколько их – сгинувших от алкоголя и запретных веществ, сгоревших в огне искусственного рая! Минуты назад ты был в эйфории, и вот уже по отравленной крови на огромной скорости к сердцу подплывает ад, от которого нет спасения.

Крокодил в новом романе Марины Ахмедовой – не гигантская рептилия, а беспощадный наркотик дезоморфин, быстро покрывающий кожу буграми и отделяющий мясо от костей. Пользуются им не обеспеченные финансами декаденты, а выходцы из бедных семей.

Типажи соответствуют веществу, контролирующему атмосферу повествования. Анюта с гнилыми ногами, молящаяся о смерти свекрови. Дешевая проститутка Жаба, готовая треснуть по швам от избыточного веса и тыкающая себя гвоздем в борьбе с внутренними инопланетянами. ВИЧ-инфицированная Светка, возвратившаяся к «крокодилу» и теряющая ребенка перед самыми родами. Тихоня Миша, главный специалист по превращению аптечных препаратов в смертельную дрянь.



Нет в романе прошлого и будущего, отсутствуют ломка и временное просветление. Натуралистическая концепция давит жизнь, и не найти в этой книге участка, на котором завязалась бы борьба со смертью. Жуть состоявшегося уничтожения повсеместна, безнадежность навсегда очерченного и замкнутого круга не знает границ. На каждой странице раздается отчаянный, злой мат, транслируемый Мариной Ахмедовой с постоянством человека, решившего, что в данном случае надо позволить героям до конца жить больно и говорить плохо.

Герои здесь будто и не люди, достойные жалости или хотя бы мгновенно приходящего и исчезающего сочувствия, а особые существа, не только сейчас пребывающие в склепе, но всегда находившиеся там.

Это относится даже к женщине по имени Яга – самой динамичной героине, которая в лучших сценах романа катит коляску с младенцем, напоминающим «новорожденного слепого зверя с безволосой кожей».

Именно Яга – местный философ, указывающий на «теоретические» основы разложения. Любви не существует, и во все виноваты те, кто рассказывает сказки о любви, заставляющие искать спасения от обмана в шприцах и таблетках. Бога нет, но присутствует Змей, который пытался спасти Еву. Надо было полностью съесть яблоко со всеми его косточками, и кончились бы все иллюзии, испарились надежды. А еще есть ничто, которое бесконечно.

Яга тускло славит середину: нет, мол, добра и зла. Это верно подмечено Мариной Ахмедовой: порабощенное веществами сознание быстро покидает пространство спасительных для человека эпосов и отказывается от борьбы. Вместо сталкивающихся в постоянных противоборствах света и тьмы — опущенные руки, слипшиеся глаза и мысль о том, что все напрасно и предрешено, каждый попадет в больницу «Последний путь».

Алкоголизм и наркомания – отказ от восприятия мира как столкновения добра и зла, торжествующее неразличение, власть уныния, прерываемого лишь очередной дозой. Но в самом романе фатально отсутствует другое — сознание, способное подняться над «трещиной мира», о которой с полным знанием дела говорит Яга.

Стиль склепа навязывает автору свои законы. Когда Марина Ахмедова приводит своих героев в храм, только «дохлые мухи» валяются в иконных рамах, а рядом бродят монахини, почему-то похожие на наркоманов. Вот прошла мимо бабушка-прихожанка: «Из ее спины рос горб, маленький и твердый. Казалось, бабка носит на спине окаменевшего ребенка». Что ж, само бытие в романе Ахмедовой – крокодил.

Алексей Татаринов