О книге Дж. Троппера "На прощанье я скажу": "женский роман" для тех, кто родился ходить в штанах

Продолжаю следить за новейшей литературой США. Надеюсь, не только мне интересно, кто же эти американцы (наши наконец-то вернувшиеся враги!) внутри своего романного сознания, которое способно выдать самые потаенные инстинкты. Ибо писатель – гений и болтун одновременно. Там где политик замыкает рот в понятном акте самодисциплины, мастер художественного слова продолжает риторически раскрепощаться.

Кстати, таков и Сильвер – главный герой романа Джонатана Троппера «На прощанье я скажу». В кульминационные моменты он начинает активно и бесцензурно размышлять, неожиданно обнаруживая, что все как бы внутренние мысли были громкой откровенной речью, отправившей всех присутствующих в нокдаун.

Сильвер – 44-летний аутсайдер: серьезной работы нет, живет в дешевом отеле для брошенных мужей, жена давно ушла и собирается вступить в новый брак – с порядочным и заботливым хирургом. Сильвер часто падает в обморок от разрастающегося сердечного недуга. И часто посыпает раны солью воспоминаний: был ударником в популярной рок-группе («Поникшие маргаритки»!), стал автором долгоиграющего хита («Покойся в распаде»!), купался в лучах «звездной болезни».



Пока музыкальная команда была наверху — пил-гулял, забыв о жене и дочери. После бегства вокалиста, развалившего «Маргариток», и демарша супруги, констатировавшей крах семьи, ушел в объемную депрессию. Аорта у Сильвера совсем плохая. От операции герой отказался. Видимо, скоро умрет, о чем читателя заставляют вспоминать на каждой странице романа.

«На прощанье я скажу» напоминает «женский роман», при этом написанный специально для тех, кто родился ходить в штанах и нести все тяготы мужской судьбы. Умеренная сентиментальность царит в произведении, заставляя героев часто плакать, но – будто вспоминая о недамской сущности повествования – спешно всхлипывать и завязывать с рыданиями, переходя к облегченным диалогам о возможном преодолении кризиса.

Да, вновь перед нами текст о «кризисе среднего возраста» — любимом сюжете современного западного романа. Большинству читателей Кублога меньше сорока, но скоро, скоро…



Троппер – человек нестрашных парадоксов и доброго юмора. В одной из ключевых сцен сталкиваются в ненужное время две раскрасневшиеся пары. Сильвер и его бывшая жена Дениз: неожиданно для себя они разговорились, распереживались, встретились носами и губами, оказавшись в постели после семилетней разлуки. Кейси (дочь Сильвера/Дениз) и ее любовник Джереми: потратив несколько дней на осмысление утраченной невинности, они снова оказались вместе, и только что покинули кровать.
Кейси, увидев давно расставшихся родителей, понимает, что они переспали. Дениз, взирая на дочь, догадывается, что дело не слишком чисто. Джереми просто неудобно, он ведь понимает, что тут все после секса. Но сложнее всего Сильверу: долго вздыхавший об утраченной жене, он наконец-то насладился ее телом. Но ведь перед ним еще и дочь – явно после соития. А ведь только Сильвер знает, что Кейси беременна – сразу, после первого раза. А отец ребенка – Джереми. Он тоже здесь, но не догадывается о беременности подруги…

Сильвер – большой ребенок, обиженный на мир за свое одиночество. Впрочем, никакого одиночества в романе у героя нет: его упрашивают остаться в бытии родная дочь, бывшая жена, ее новый супруг, двое верных друзей, новая девушка, отец, мать, случайные собеседники.

Сильвер нуждается в кризисах так, как подросток – в неразделенной любви, управляющей романтическими полетами в границах собственной фантазии. Познакомившись с очередной взрослеющей девицей, Сильвер «хотел сбежать с ней и от нее одновременно».
Столь же «взрослым» оказывается он и в своем персональном богословии: «Чем старше он становился, тем более назойливым было присутствие Бога. Сильвер не хотел, чтобы Он слушал его телефонные разговоры, так и видел выражение упрека на лице Бога, когда его собственные мысли делались слегка, а потом и вполне определенно нечистыми…». «Он смотрит в потолок, но там нет никаких признаков Бога», — замечательная «глубина».



Какими великолепно инфантильными могут быть американские писатели, стремясь и читателя посмешить, и героев из кризиса вывести, и поговорить на серьезные темы! Надо вжать, вмять человека в нормальность, в ожидаемую доброту, в обязательную возможность позитивного исхода, в некое облегченное Рождество! И это стремление представляется мне не менее американским, чем неторопливое, раскрашенное изображение наркосостояний в «Снежной королеве» Каннингема.

Алексей Татаринов