Дмитрий Кочанович в поисках первообраза

Образная система Дмитрия Кочановича стройна и кристально понятна. Образы отсылают друг к другу и, в свою очередь, вместе с названиями картин, которые заставляют зрителя думать в нужном направлении, обращаются к чему-то большему. В полотнах художника нет двусмысленностей, широкого поля для толкований, зато в них содержится удивление, которые многие из нас потеряли с возрастом. Это удивление перед миром, который мог бы не существовать, но все-таки существует, и удивление многообразию форм этого существования.

Кочанович оперирует по преимуществу природными образами: горы, озера, радуги, вулканы, тучи и т.д. Как правило, человек на его полотнах отсутствует (в серии работ DÉJÀ VU художник «стирает» человека с известных полотен). Иногда, впрочем, человек п(р)оявляется вдруг в образе зеркальной тропинки («Путь в себя»), ускользающих очертаний обнаженной женщины («Сотворение») или радужной оболочки глаза на фоне нежных прикосновений влюбленной пары («Любовь с первого взгляда»). Но по мере знакомства с творчеством художника убеждаешься, что человек незримо присутствует в каждой из выставленных картин, являясь неотъемлемой частью цветущего мироздания.



Плотная и гармоничная сеть образов отсылает нас к тайне, расшифровать которую мы не в силах. То, что неподвластно рациональной науке и технике. В определенном, весьма ограниченном, смысле картины Кочановича подобны иконам, открывающим перед верующим потусторонний божественный мир. Однако художественные работы из серии «Кристалл» располагают тайну не том, а в этом посюстороннем мире. Тайна или чудо сопровождают романтические натуры (мне кажется, что художник вполне принадлежит к ним), аллегорически выражаются на холсте и словно черная бездна затягивает нас внутрь себя («Зеркало Мира»). Если божественное и присутствует на полотнах Кочановича, то лишь в качестве еще одного из мириад синонимов этой всепоглощающей тайны. Удивительного чуда существования Вселенной.



Художник будто нащупывает первообраз, из которого как из корня / стебля лотоса произрастают все остальные образы, словно огненные разноцветные лепестки («Лотос»). В мифологиях, правда, хорошо разработаны космогонические символы. Например, стоит упомянуть символ «космического яйца» широко распространенный в культурах самых непохожих древних народов. В этой связи любопытно заметить, что Кочанович часто заключает изображение в эллипсоидные фигуры («Сотворение», «Опал», «Агат» и другие). Впрочем, также встречаются квадраты, ромбы и менее привычные очертания. В редких случаях образы заполняют собой всю плоскость картины («Кристалл», «Момент Истины»).



Такой способ ограничить изображение напоминает мне зеркало: строгая геометрическая форма отражающей поверхности, вставленная в раму, по совпадению замещающая отсутствующую раму картины. Тема зеркального отражения, кажется, центральной в представленной серии произведений. Ведь не зря художник выбрал в качестве эмблематического образ кристалла, вовлекающего в игру внутренний отражений небосвод. Окружающий мир дробится в световых копиях («Кристалл») или оформляется из спонтанной потенциальной материи в облака, горы, леса (Materia). В любом случае, показанный художником универсум един и неделим на всем своем протяжении и во всем своем многообразии, и только наше восприятие вносить в действительность момент абсолютной дискретности.



В заключение же этой заметки хочется добавить немного дегтя: впечатление от картин Дмитрия Кочановича несколько портит тяжелый шлейф ориентализма и идеологии New Age, без сомнения, присутствующих в них. Это сильно опошляет в целом прекрасные и возвышенные, нарисованные с потрясающей фотографической точностью образы картин и сильно сбивает восхищение перед миром, о котором я сказал в самом начале.

Сергей Асосков