Критик Ирина Белова о премьере спектакля "Голоса травы": "Не провал, не кошмар"

Театральный критик Ирина Белова сходила в Молодежный театр на премьеру спектакля «Голоса травы» — первую и, предположительно, последнюю в Краснодаре постановку приглашенного из Москвы режиссера Ольги Глубоковой. В основе постановки – лирическая повесть Трумана Капоте 1951 года.

Эта постановка — не провал, не кошмар и не повод для расстройства. Однако художественный результат получился неоднозначный, в первую очередь, потому, что режиссер и автор «сценической версии» Ольга Глубокова взялась за сложно выполнимую задачу – перевод литературы (надо отдать должное, хорошей литературы) на язык театра.

Сама история – не бытового разряда. В центре событий – отношения двух сестёр: одна, Вирена, деятельная, преуспевающая в жизни, но переживающая на наших глазах крах. Другая, Долли – сугубо духовная, романтичная натура. Нестыковка их жизненных позиций приводит к конфликту: Долли бунтует и уходит жить в лес, в домик на дереве, построенный когда-то для мечтаний. С ней уходит ее преданная подруга -негритянка и 16-летний подросток, сирота, который нашел кров у сестер.



В конфликт включаются все жители маленького американского городка, чье возмущение растет: ведь происходящее не нормально. В лес, к дереву, приходит Пастор со своей супругой, усугубляя и драматизируя ситуацию, полицейские и Судья, который неожиданно остается с бунтовщиками. Позднее к ним присоединяется молодой парень Райли.



Сама история – захватывающая, с подлинно драматичным финалом, но, на мой взгляд, смыслово гладкого и убедительного по эмоциональной линии повествования у режиссера Ольги Глубоковой не случилось, хотя есть очень яркие фрагменты. Образы сестер — одна холодно-гламурная, другая восторженно — романтичная – в режиссёрском рисунке мне показались несколько надуманными, а психологические характеристики весьма поверхностными. Да и разрешение их конфликта, когда обе понимают, что они неразделимы и составляют в жизни нечто целое, кажется искусственным, поскольку в начале спектакля их близость никак не обозначена.
Эта история — про самое главное: про дефицит взаимопонимания, дефицит любви друг к другу. Это щемящая история, с пронзительно звучащей в ней мелодией метафорической «луговой арфы». В спектакле нотки этой арфы порой звучат, а порой становится откровенно скучно, а периодами, пытаясь эту эмоциональную пустоту компенсировать, режиссёр «поддаёт» эмоций в проходных для сюжета фрагментах (или, похоже, отдаёт сцену на откуп актёрам).

На мой взгляд, ключевые моменты — бунт Долли, приход в лес Пастора и его жены — не достигли того драматизма, который заложен в литературном тексте Капоте. Более того, не решено режиссером, и так и не разгадано зрителем, почему же Судья остается в лесу: вначале он спокоен, созерцателен, даже франтоват. А ведь у него есть своя драма (сродни пропасти) — непонимание детей. Именно здесь, на дереве, он находит «живую душу» Долли и прикипает к ней своей ещё живой душою.



Проблемой спектакля, на мой взгляд, стало и отсутствие актёрского ансамбля. Режиссёр не добился стилевого единства, каждый исполнитель интересен по-своему, но работают они в разных профессиональных ключах.
Исполнительница роли Долли — я видела, увы, одну из двух — создаёт образ замечательной, искренней, очень трогательной героини. Но в силу того, что Анастасия Ситникова чрезвычайно молода, к сожалению, ее отстаивание права на собственное мировоззрение и систему ценностей больше похоже на «праздник непослушания» вкупе с флёром восторженного романтизма, в то время как Труман Капоте, автор романа, пишет совсем о другом.



Роль Вирены актриса Светлана Кухарь играет тонко, интеллигентно, изыскано, но рисунок роли, гламурно-статуарный, тоже мало вяжется с историей Капоте.



Роль Судьи досталась приглашенному из Нового театра кукол заслуженному артисту России Равилю Гилязетдинову. Это признанный, любимый, очень глубокий артист. Его монолог-откровение о жизни и одиночестве оставляют сильное впечатление. Другое дело, что в паре с юной Анастасией Ситниковой, на мой взгляд, не происходит идеального партнёрства, убеждающего зрителя в зрелых и глубоких чувствах между героями.



Роль негритянки Кэтрин, подвижницы жизни на дереве, играет еще одна приглашенная актриса Татьяна Степаненко. Она очень органична, по-своему забавна, с яркими комедийными штрихами, при искренней и подлинно лиричной привязанности к главной героине.



Приглашена из театра Драмы и Ирина Хруль, заслуженная артистка Кубани. Её героиня Айда – мать с многочисленным «выводком» детей, почти проходной персонаж, но актриса трогательна, душевна, красива. Сцена Айды — это очень яркий кусок драматического полотна, хотя его инородность по жанру уводит спектакль в неожиданно эпический пласт.



Вся история – это, на самом деле, воспоминания Коллина, подростка-сироты, который уходит с Долли в лес. Именно его глазами увидено и его устами пересказано все происходящее. Но образ, созданный актёром Алексеем Замко, пожалуй, ярким не получился, режиссёр не находит для него должного способа существования.

В этом спектакле не выглядят сильными борцами против свободомыслия «сидельцев на дереве» и Пастор (засл.арт.России Владимир Щербаков), и его жена (актр. Татьяна Епифанцева) – артисты, всегда создающие яркие и глубокие психологически характеры.

Пожалуй, действительно интересным, убедительным и насыщенным эмоционально получился образ Райли у актёра Александра Киселева, мне думается, это актёрская удача, она останется в памяти.

Безусловная удача спектакля — и работа художника Веры Челпановой. Мне показалось образным пространственное решение, отдельно хочется сказать о великолепной фактуре покрытия пола, которая действительно создает ощущение леса, чего-то живого, радующего глаз и манящего. При этом дерево, на котором находится домик, – старое, засохшее, корявое, как омертвевшие людские души.



Очень хороший свет в спектакле, создающий дополнительные изобразительные нюансы, полутона настроений.

Музыкальное оформление Владимира Малахова (из отличной и узнаваемой американской музыки) было красивым, но мне показалось несколько иллюстративным.

Итак, премьера состоялась. Сложно сказать, какой стала теперь любимая «Молодежка». То, что произошло внутри творческого коллектива – уже произошло. А публику должны мало интересовать закулисные истории, важно то, что происходит на сцене, и то, что театр с этой сцены хочет сказать зрителю.

Поживём – увидим. Смена творческого руководителя, уход актёров – драма для любого театра. Но лично для меня ещё более драматичным, нежели последние обстоятельства, было то, как на юбилее театра не назвали имён его создателя — Станислава Гронского и режиссёра, составившего ему имя в театральной России, воспитавшего плеяду актёров и сформировавшего «свою» публику этому театру — Владимира Рогульченко. Это зацепило, тронуло умы — стыдом, а сердца – болью!

Если прогнозировать судьбу этого спектакля, то, мне кажется: хорошая литература в нем, не взирая ни на что, работает, и актёры ещё выровняют, насытят свои образы. Надеюсь, у этой постановки будет зрительская судьба. Ведь каждому человеку иногда приходит мысль: «Где этот домик на дереве, куда можно уйти, чтобы найти себя?»