«Географ глобус пропил»: чертовская актуальность происходящего

Главный кинофаворит минувшего сочинского «Кинотавра» и самый обсуждаемый в сети за последние пару лет российский фильм. Экранизация хоть и не такого знакового, как пелевенский «Generation П», но крайне занятного одноименного романа Алексея Иванова.

Главный герой — классический питерский интеллигент, бережно перенесенный из взбалмошных девяностых в наше время. Служкин много пьет, изменяет жене, от безысходности устраивается работать в местную школу учителем географии, закрывает глаза на уход жены из семьи и снова пьет — в общем, ведет жизнь стопроцентного маргинала. По крайней мере, так может показаться на первый взгляд.

С первого взгляда также может показаться, что «Географ глобус пропил» — это дичайшая китайская подделка легендарного советского фильма «Полеты во сне и наяву», а на вопрос о прямой цитате сцены с раскинувшим руки на детских качелях герое, режиссер скромно отнекивался: «Просто главный герой сам смотрел этот фильм». На самом деле, здесь все гораздо сложнее, и заезженная тема кризиса среднего возраста — абсолютно не главный лейтмотив. Весь этот нигилистический сплин, который съедает персонажа изнутри и заставляет его засыпать одетым с бутылкой в руке и в горячей ванне (словно это близкий к своему концу Джим Моррисон) — прямое следствие состояния, возможного только в России, так называемой внутренней эмиграции.



Первое десятилетие строения рыночных отношений и культурной революции, о котором написан роман, заставляло людей, не имеющих возможности уехать из страны, убегать глубоко внутрь своего собственного мирка, не замечая происходящего вокруг парада сумасшествия. Служкин смотрит на все пустыми глазами героя того времени не потому, что ему все равно — просто так легче жить, не сойти с ума, остаться человеком. И вроде бы, как пел дорогой сердцу шестидесятник Окуджава: «И с этим тоже можно жить», но только вот совсем не хочется.

Но самое страшное во всем этом кинематографическом бытописании — чертовская актуальность происходящего на экране. За почти 18 лет, разделяющие роман и фильм, ничего не изменилось — у некоторых алкоголизм во благо этой самой эмиграции в себя переродился в зависимость от соцсетей, виртуальных развлечений и Бог еще знает чего, а кто-то все продолжает симпатизировать Служкиным и считать, что жизнь начинается за поворотом в 35, после последней бутылочки портвейна в воскресенье вечером. И не важно, что главную роль исполняет попсовый Костя Хабенский — архетип считывается в обход его вечного образа Плахова из «Убойной силы», в котором он пребывает и в этой ленте.



Сам же фильм, если быть предельно честным, является толковой экранизацией, но передать посыл первоисточника до конца все же не способен. Велединский взялся за слишком большую глыбу, сделал что мог, но любовную линию, например, немного опошлил и сделал уж слишком простой и дидактической. Но все это не имеет значения, ведь главная цель фильма, снятого по книге, достигнута — поводов ознакомиться с оригинальным романом теперь стало более чем достаточно.

Под финал же хочется процитировать гениального Янковского, сыгравшего главного героя тех самых «Полетов во сне и наяву», только вот из другой его роли — советского барона Мюнгхаузена: «Улыбайтесь, господа! Умное лицо — это еще отнюдь не признак большого ума». Глядя на Служкина, при всем творческом желании походить на такого человека, хочется все же улыбаться, хочется вернуться из внутреннего мира в самую что ни на есть реальность.



P.S. Кино абсолютно не рассчитано на массового зрителя, да и в конечном счете все могло быть еще лучше. Чтобы не совсем уж завысить порог вашего ожидания — ставлю картине два клубка.