Кот Басё о концерте Полозковой: "По Вере вашей"

28 ноября на сцене ДК ЖД прошел концерт с названием «Города и числа» российской поэтессы Веры Полозковой. На него отправилась другая российская поэтесса Кот Басё (Светлана Лаврентьева).

Года полтора назад Вера Полозкова уже приезжала в Краснодар, где выступала в клубе, названия которого я не помню. Тогда я не попала на него волей обстоятельств. В этот раз не собиралась идти осознанно. Когда идешь от текста к автору, боишься разочарования.

Однако Кублог был бдителен и не позволил мне сомневаться.

Первое: мне не понравилось быть аккредитованным журналистом. У организаторов не нашлось времени, чтобы провести нас в зал. На звонки нервно просили ждать. Соглашусь, подготовка любого концерта – дело ответственное. Тем более, по словам самой Веры, самолет с ней и музыкантами задержался, и все пришлось готовить в ускоренном режиме. Однако мы этого не ведали и ждали. Девайсов вроде пропуска предусмотрено не было. Нам сообщили, что «люди от Кублога» уже прошли, затем посоветовали стоять спокойно — «успеется». Мне успелось. Вчера мы предусмотрительно пошли и приобрели пару билетов на случай «если». Моему аккредитованному коллеге билета не хватило. Поэтому он не дождался и уехал в осеннюю мглу. А жаль.



В зал впустили без пяти восемь, концерт начался в 20:45. Времени оглядеться было достаточно. Портрет целевой аудитории был юн и прекрасен. 16-22 летние девушки в расцвете трепетных чувств. Также были замечены пара почтенных дам и один седой господин. Видимо, профессор. Молодые люди встречались изредка, и, если верить классификации Димы Харламова, были все больше хипстерами. В целом, зал был почти полон (пустовали лишь балкон да боковые ложи), что для поэтического вечера, безусловно, большой успех.

На сцене был небольшой экран для видеоинсталляций. Настроение задавали 2 музыканта, а точнее, композитор и басист. В центре – микрофон для Веры.



Появилась она стремительно, в темном платье в пол, на шпильках, с высокой прической. Статная, красивая женщина. И вечер начался.

Для тех, кто не знаком с творчеством Полозковой, все происходящее выглядело чем-то вроде поэтической исповеди, где один текст перетекал в другой, иногда даже не меняя интонаций. Я читаю Веру давно, и мне такой выбор и порядок текстов показался несколько странным. Были и «хрестоматийно» сильные вещи – «Или даже не бог, а какой-нибудь его зам…», «Бернард пишет Эстер…», были и тексты–однодневки, которые чаще пишутся на салфетках, только чтобы удержать образ, были и «свежие» тексты, еще не успевшие выкристаллизоваться из потока дней.

Читала Вера в свойственной ей манере: не декламируя, но рассказывая, в основном по памяти, что само по себе здорово, так как лист в руках всегда отвлекает, как и сосредоточенность чтеца на бумаге, а не на зрителе.



За спиной у Полозковой, на экране, происходил видеоряд, призванный не столько создавать визуализацию к текстам, сколько служить фоном всего действа, как служит фоном беседы огонь в камине. Кадры архивных кинохроник, вода, причудливые орнаменты, индийские мотивы — все это сменяло друг друга под саунд, который то становился далеким фоном, то звучал громче, словно нависая над текстами.

Иногда все составляющие этой инсталляции совпадали – и у зрителя возникало чувство близости к чему-то простому и глубокому. Но каллейдоскоп снова распадался – Вера рассказывала, музыканты продолжали свою волну, видеоряд вспыхивал, заставляя до рези в глазах всматриваться в абстрактные картины, минуя взглядом самого поэта.



Полозкова этого вечера состояла из Бога, Смерти и Индии. Иногда это становилось рядом синонимов. Иногда Бог выходил Богом, а Смерть – Смертью. Индия же всегда вела от второй к первому.

Я читала все тексты, звучавшие в этот вечер. И в большинстве из них я чувствовала пространство, в котором слова ведут туда, где каждый находит свою дорогу. Но слушая, как эти же тексты звучат со сцены, я находила только игру слов.

На пятом стихотворении Бог перестал быть Богом, словно устав от бесчисленных панибратских обращений. Смерть затерялась среди улиц и автострад, баров и этажей. Индия перестала вмещать в себя мир и рассыпалась на ворох фотографий. Так ты прикасаешься к чуду и вдруг видишь, из чего оно сделано. Видишь механизмы и винтики, пятна от кофе на салфетке, остатки завтрака на столе. Когда б вы знали, из какого сора. Но надо ли нам знать?



«Наш самолет приземлился полтора час назад, но мы все успели», — говорит Вера. Успели понять Бога и постичь Смерть, ибо сегодня это также просто, как выпить самбуку в том самом баре «со стробоскопом под потолком».

Нам перевели метафору, перевели на язык современных таблоидов и западных сериалов. И даже Индия — сказочный Ашрам – становится картинкой из туристического буклета.

Первым чувством было разочарование, но оно никак не вязалось с теми эмоциями, которые я испытывала, когда оставалась с текстом один на один. И только под занавес, когда зал восторженно встал, я поняла, в чем слабость и сила поэта, рискнувшего выйти за границы собственных книг и встать лицом к залу. Это осознанный или неосознанный отказ от глубин во имя общности – с публикой, с эпохой, с мейнстримом, как сейчас принято говорить.



Мне кажется, она знает об этом — о магии речи и языке толпы. Но поэт, вышедший на сцену – уже не в джисах и футболке, небрежно сползающей с плеча, но в образе, несущий слово как откровение, — поэт, говорящий вслух то, о чем ему шепталось тайно, заключает сделку с самим собой. Или с той частью себя, что «вечно совершает благо». И – во благо – убирает из текста то, что делает творчество таинством, доступным лишь избранным.

Поэзия становится подвластна каждому. Возможно, именно поэтому у Полозковой столько подражателей. Каждый готов познать Бога, сидя на кухне или переписываясь в чате. Как говорится, по Вере вашей.

Кот Басё