Записки сумасшедшего органа
В ожидании нового сезона «Игры престолов» краснодарцы смогли увидеть театральную постановку, заявленную в необычном жанре: «спектакль для органа». Жанровый подзаголовок стал пророческим: орган, и с ним юбиляр Михаил Павалий, перетянул на себя одеяло, став заметным и чуть ли не главным персонажем «Записок сумасшедшего».
«Игра престолов» вспомнилась не только потому, что сооружение посреди сцены постепенно превращается из задрапированного кресла в настоящий трон. И не только потому, что великий инквизитор в его черно-красной робе – вылитый Теон Грейджой. Но и потому, что здесь с самого начала работают сильные средства воздействия на зрителя.
Правда, больше аудиальные. Услышав усиленный голос актера, сначала радуешься, что в спектакле хороший звук. Однако, оснастив артиста мини-микрофоном, его (или звукорежиссера) не обучили тонкостям работы с устройством. Перекрикивая орган или просто звучно, по-театральному восклицая, Виктор Плужников не раз заставлял аудиторию вздрагивать.
В какой-то момент показалось, что этот спектакль похож на аудиокнигу: так тщательно все озвучивалось, ахалось и восклицалось. Своего рода театр для слепых. Но когда исполнитель главной роли стал кричать так, что все подпрыгивали, я решила, что это скорее театр для слабослышащих. Примирившись с предложенными обстоятельствами, погрузилась в зрелище.
А посмотреть было на что. Сценография Анастасии Васильевой разнообразна: золоченые корешки книг, беседки, ширмы. Все в новых нарядах появляется героиня (Анна Ипатова), потом импозантный камер-юнкер (Роман Саенко); льется вода, свистит лоза. И главное, все по тексту: на месте и кринолины, и кружевные зонтики, и перья с чернильницами.
Что же до главного героя… Виктор Плужников, внешне похожий на Гоголя, эффектно появился на сцене со свечой в руках. Но как только заговорил, его Поприщин оказался так громок, и эскпрессивен, и подвижен, что скоро утомил однообразием интонаций.
Получился и не «маленький человек» русской литературы, и не трагическая фигура, и даже не наивный влюбленный. Был виден актер, старательно читающий Гоголя. Все ему помогает: и сценография, и костюмы, и реквизит, и свет, и, конечно, орган, – но ничего не может помочь. Летучий, пронзительный, глубокий текст был перегружен «театром» – и визуально, и интонационно.
В спектакле нечего угадывать, не к чему стремиться воображением; каждую названную мелочь иллюстрируют, каждое место воссоздают, и получается наивно. Разве что не было живых собак.
Начав сразу играть сумасшедшего, истерика: много движений, экзальтированные выкрики, неуместный энтузиазм, рыдания – Виктор Плужников к середине спектакля все-таки снизил темп и умерил амплитуду звучания. В этот момент интонации начали обретать некоторую искренность, и за актером стал наконец виден герой, – страдающий, растерянный, одинокий. К этому моменту и аудитория начала откликаться на замечательный текст Гоголя.
Только в безумии герой в конце концов обретает и глубину образа, и даже величие. Финальный монолог Поприщина берет за душу, хотя срежессирован он с некоторым эмоциональным нажимом. Образ матери, появляющийся в итоге, тоже иллюстративен, но в его решении увиделась интересная режиссерская задумка.
…Когда в спектакле не хватает постановочного мастерства, приходится утешаться смелостью замысла. В «Записках сумасшедшего» режиссера не хватало, но и смелости особенной не было. Хотя, конечно, Виктор Плужников отважно взялся за этот увлекательный, безумный, не такой уж простой текст, – правда, зачем-то представив его зрителю на весьма архаичном театральном языке.
Спектакль для органа так и не стал полноценным моноспектаклем: может быть, одиночество, и в музыкальном, и в вещном смысле помогло бы артисту создать образ глубже и точнее.
И еще. На «Записки сумасшедшего» можно вести несовершеннолетних детей, девственных дев и даже грудных младенцев. Это идеальный спектакль для иллюстрации произведения из школьного курса. Постановка никоим образом не оскорбляет чувств верующих – в том числе верующих в Гоголя и в реалистический традиционный театр. Зрителей ничто здесь не способно обидеть или задеть. Правда, высока вероятность, что им станет скучно.
«Записки сумасшедшего» – текст, популярный в театре. Есть много хороших отечественных постановок. А в сентябре на Волковском фестивале был показан моноспектакль Государственного театра Касселя , Германия. Аккуратно прилизанный Кристоф Ферстер в самых минималистичных декорациях играл современного клерка, делопроизводителя, без конца сортируя листы бумаги. Его выход из приниженности маленького человека в величие сумасшедшего, его вступление в публику производили впечатление взрыва. А ведь достигалось все самыми скромными средствами: тщательной работой с текстом и хорошей режиссурой.
Вера Сердечная
Читайте также:
«Игра престолов» вспомнилась не только потому, что сооружение посреди сцены постепенно превращается из задрапированного кресла в настоящий трон. И не только потому, что великий инквизитор в его черно-красной робе – вылитый Теон Грейджой. Но и потому, что здесь с самого начала работают сильные средства воздействия на зрителя.
Правда, больше аудиальные. Услышав усиленный голос актера, сначала радуешься, что в спектакле хороший звук. Однако, оснастив артиста мини-микрофоном, его (или звукорежиссера) не обучили тонкостям работы с устройством. Перекрикивая орган или просто звучно, по-театральному восклицая, Виктор Плужников не раз заставлял аудиторию вздрагивать.
В какой-то момент показалось, что этот спектакль похож на аудиокнигу: так тщательно все озвучивалось, ахалось и восклицалось. Своего рода театр для слепых. Но когда исполнитель главной роли стал кричать так, что все подпрыгивали, я решила, что это скорее театр для слабослышащих. Примирившись с предложенными обстоятельствами, погрузилась в зрелище.
А посмотреть было на что. Сценография Анастасии Васильевой разнообразна: золоченые корешки книг, беседки, ширмы. Все в новых нарядах появляется героиня (Анна Ипатова), потом импозантный камер-юнкер (Роман Саенко); льется вода, свистит лоза. И главное, все по тексту: на месте и кринолины, и кружевные зонтики, и перья с чернильницами.
Что же до главного героя… Виктор Плужников, внешне похожий на Гоголя, эффектно появился на сцене со свечой в руках. Но как только заговорил, его Поприщин оказался так громок, и эскпрессивен, и подвижен, что скоро утомил однообразием интонаций.
Получился и не «маленький человек» русской литературы, и не трагическая фигура, и даже не наивный влюбленный. Был виден актер, старательно читающий Гоголя. Все ему помогает: и сценография, и костюмы, и реквизит, и свет, и, конечно, орган, – но ничего не может помочь. Летучий, пронзительный, глубокий текст был перегружен «театром» – и визуально, и интонационно.
В спектакле нечего угадывать, не к чему стремиться воображением; каждую названную мелочь иллюстрируют, каждое место воссоздают, и получается наивно. Разве что не было живых собак.
Начав сразу играть сумасшедшего, истерика: много движений, экзальтированные выкрики, неуместный энтузиазм, рыдания – Виктор Плужников к середине спектакля все-таки снизил темп и умерил амплитуду звучания. В этот момент интонации начали обретать некоторую искренность, и за актером стал наконец виден герой, – страдающий, растерянный, одинокий. К этому моменту и аудитория начала откликаться на замечательный текст Гоголя.
Только в безумии герой в конце концов обретает и глубину образа, и даже величие. Финальный монолог Поприщина берет за душу, хотя срежессирован он с некоторым эмоциональным нажимом. Образ матери, появляющийся в итоге, тоже иллюстративен, но в его решении увиделась интересная режиссерская задумка.
…Когда в спектакле не хватает постановочного мастерства, приходится утешаться смелостью замысла. В «Записках сумасшедшего» режиссера не хватало, но и смелости особенной не было. Хотя, конечно, Виктор Плужников отважно взялся за этот увлекательный, безумный, не такой уж простой текст, – правда, зачем-то представив его зрителю на весьма архаичном театральном языке.
Спектакль для органа так и не стал полноценным моноспектаклем: может быть, одиночество, и в музыкальном, и в вещном смысле помогло бы артисту создать образ глубже и точнее.
И еще. На «Записки сумасшедшего» можно вести несовершеннолетних детей, девственных дев и даже грудных младенцев. Это идеальный спектакль для иллюстрации произведения из школьного курса. Постановка никоим образом не оскорбляет чувств верующих – в том числе верующих в Гоголя и в реалистический традиционный театр. Зрителей ничто здесь не способно обидеть или задеть. Правда, высока вероятность, что им станет скучно.
«Записки сумасшедшего» – текст, популярный в театре. Есть много хороших отечественных постановок. А в сентябре на Волковском фестивале был показан моноспектакль Государственного те
Вера Сердечная
Читайте также:
- 3443
- Russo
А рассуждения об архаичности и как следствие скуке спектакля почему-то навеяли мне сказку Андерсена о Соловье и Розе. Нет не понять мне тягу к вычурным, искусственным приемам «на театре». По мне так живая роза однозначно большее чудо :)
* не была, но поддержам совместный проект Молодежки и Муниципального концертного зала…
И кажется, в этот раз «на театре» вычурности было как раз довольно много, о чем я и написала :)
Инструкция
1Старайтесь не привлекать к себе внимание. Заметив странно одетого человека или явно душевнобольного, не заостряйте на нем внимание. Не смотрите в его сторону, не останавливайтесь, чтобы понаблюдать за ним, не притрагивайтесь к нему. Перейдите на другую сторону дороги или выйдите из помещения. Постарайтесь избежать любого контакта…
Надеюсь, что вам хватит маразмиков.
Всё. На сегодня хватит с меня Кублога, наверное. А Вере Сердечной сердечное спасибо за рецензию к интересной постановке. И всем ВЕСНЫ!
:)))