Никакой благотворительности

В последнее воскресенье уходящего года на крышу Кублога пришли желанные гости — руководитель рекламного агентства Ruport Роман Левицкий и заместитель генерального директора по персоналу розничной сети «Магнит» Олег Гончаров, парой недель ранее организовавшие первый в городе аукцион современного искусства. Инициатива дать интервью о прошедшем событии была навеяна несогласием организаторов события с заголовком, говорящим о том, что современное искусство не продалось. Однако долгая и увлекательная беседа с Романом и Олегов раскрыла большое количество фактов о прошлом, настоящем и будущем аукционов в Краснодаре, которыми мы, несмотря на новогоднюю суету, делимся с нашими читателями, уже наверняка уставшими от праздничных приготовлений.

Главный вопрос, который меня интересует — почему вам не понравился заголовок? Ведь вы пришли, в том числе, и для того, чтоб его опровергнуть.

Роман: Хочу сразу проговорить правила игры — мы сейчас разговариваем, вы пишите, мы читаем и вносим свои изменения.

Да, но они должны быть минимальными.

Роман: Конечно, это понятно, но там уже какими будут.
Олег: В моем визите нет задачи что-то опровергать. Познакомить вас с моим взглядом на событие — да, но спорить с вами или убеждать в чем-либо я не собираюсь. Если честно, я прочел статью и не нашел там ничего крамольного, кроме заголовка, который в известной степени показывает… я бы не назвал это ангажированностью, но предвзятостью. Само словосочетание «современное искусство не продалось». Тогда у меня возникает несколько вопросов. Во-первых, что считать современным искусством? Почему именно те вещи, что не продались, являются современным искусством и что же все-таки продалось?

То есть вы считаете, что заголовок — вранье? На самом деле было не так?

Олег: Я прочел, и меня заголовок не то чтобы резанул, но немного расстроил.
Роман: Все было не так. Мне известен бэкграунд всего этого. Есть некие люди, которые представляют мир современного искусства в Краснодаре, а есть Кублог. Между этими конкретными людьми существует негативная неразбериха. Из-за этой коммуникативной неразберихи Кублог писал не об аукционе, а об этой неразберихе. Да, статья прикольная, там приведены мнения, но не это меня волнует. Заголовок — это реклама текста. Мы сделали хорошее для города мероприятие, вы написали, что мероприятие, нехорошее и неполезное, если упростить все донельзя.



Было несколько проблем. Основная заключалась в том, что мы не были на мероприятии. Нам было интересно туда попасть, но нас не пустили, как и всех остальных журналистов. Ну и как мы должны написать теперь? С вашего пострелиза — неинтересно. Комментариев вы никаких не дали, а написать нужно быстро.

Роман: Есть объективные причины, по которым мы долго не давали комментарии: надо было подбить все, чтобы выдать всем одинаковую информацию. Уже на второй день после аукциона появилась информация. Я вообще вам первым дал хоть какой-то комментарий, пусть короткий. Вы написали огромную статью, далеко не репортаж, при этом за нашим мнением никто не обратился.



Мы обращались, просто так и не дождались ответа.

Роман: Вы так часто делаете.

Почему вы не пускали прессу? Насколько я понимаю, вы боялись того, что потенциальные покупатели испугаются пристального внимания?

Олег: Нет, просто сам формат мероприятия предполагает некоторую кулуарность, непубличность. Была пара пишущих людей, но мы просили не называть никого. Многие из присутствующих менее всего хотели бы какого-то освещения.

Насколько я понимаю, имена этих людей не произносились и во время аукциона?

Олег: Более того, часть покупателей работала через так называемых брокеров, кто-то общался с нами по телефону.

То есть вы знаете, кто эти люди?

Олег: Нам известны все покупатели.

Были ли те, кто заплатили за вход, но ничего не купил?

Роман: Были. Не получилось купить. Ребята приходили за работой Смаглюка «Блеск решений» и им не удалось ее купить, они бились, это был очень яркий аукционный момент.

Вот об этом мы и хотели написать.

Роман: Так мы вам расскажем.

Репортаж — это текст, для написания которого журналист посетил мероприятие и пережил то, что там происходило, а затем описал все это в материале.

Олег: В следующий раз мы привлечем для работы с прессой специально обученных людей. Я объясню, почему так произошло сейчас — ни у меня, ни у Романа не было времени, чтобы что-то набросать и согласовать даже между собой это что-то.

То есть вы очень быстро готовили этот аукцион?

Роман: С октября начали работать над ним.



К чему такая спешка? Хотели до Нового года провести?

Роман: Ну да, после Нового года не имеет смысла его делать.

Очень неожиданно было увидеть вас в роли организаторов. Если бы это делал Ник Мороз, например, или Марина Тевзадзе, то все было бы понятно. И тут неожиданно глава рекламной компании и один из директоров «Тандера» делают аукцион современного искусства. И это те люди, которые в поле нашего зрения никогда не попадали, а мы пристально следим за процессами в этой области.

Олег: Вы молоды просто. Роман и я стояли у истоков такого явления как «Эра Promotion Group» в конце 90-х, тогда мы пытались привозить в город музыкальное современное искусство. У нас с Ромой 16 лет опыта совместной работы. Я не хожу на публичные мероприятия не всегда только потому, что я не хочу этого, меня частенько не устраивают те мероприятия, что проходят в городе. Иногда меня не устраивает качество организации, иногда — аудитория. Поэтому мне хочется видеться с теми людьми, которые конкретно мне приятны. К стыду своему из всех художников я знал лично только Михаила Смаглюка. потому что в свое время я работал в музее, Мишина мастерская в подвале находилась неподалеку от моего кабинета. Меня в определенный момент поразило то, что состоятельные люди не знают эту фамилию, хотя Смаглюк — художник с мировым именем. Это меня удивило, тогда и родилась патриотическая идея по отношению к малой родине. Я, например, горжусь тем, что живу в Краснодаре. Я считаю, что Краснодар — самый комфортный для жизни город в России. Я живу здесь с детства и хочу, чтобы у людей, которые живут в этом городе, появился еще один повод для гордости.

Михаил Смаглюк ведь очень сильно выбивается из общего списка художников: опытом, областями, в которых он работает.

Роман: Он человек-оркестр. Творческий человек, которому уже под 60 лет, берет и начинает рисовать, хотя он ювелир. У него это получается очень здорово: можно только аплодировать. Есть беда: очень многие художники реализовались не здесь, тут они никому не известны.

И не хотят быть известными?

Роман: Вот есть Recycle. На аукционе продалась одна работа этой группировки по очень низкой для них цене. Две работы не продались, есть наша вина в этом, они находились не на выигрышной позиции в экспозиции. Но ребята обрадовались, сказали: «Не продались, ну и ладно, мы рады, что продадим эти работы за большие деньги не здесь, где-то там». Мы им предложили выкупить по стартовой цене, но они отказались, сказали, что на такие цены согласились только чтобы помочь аукциону.

Кто устанавливал стартовые цены?

Олег: Мы оговаривали их с художниками. Стартовая цена на «Блеск решений» составляла 25 тысяч, а продалась за 360. Для меня это был легкий шок, потому что «Блеск решений» — одна из двух работ, которая очень понравилась мне. Я не собирался за нее торговаться, но мне было приятно, что кто-то еще оценил эту работу.

Кто ее купил в итоге?

Олег: Один из граждан нашего города, на следующее утро она была подарена Лео Бокерия на 75-летие. Мы эту картину отправляли ночью после аукциона курьером.
Роман: Мы разговаривали со всеми художниками, говорили им: «Художники, мы понимаем, что вы крутые там, но мы хотим, чтоб вы еще были крутыми здесь, поэтому поставьте невысокие стартовые цены, чтобы вас начали покупать, чтобы ваши картины появились в хороших домах, чтобы люди гордились ими». Когда человек покупает картину, ему интересно знать предысторию, он начинает следить за творчеством автора, рассказывает об этом друзьям. Так и создается паблисити у художника.

Сколько, кстати, получали художники?

Роман: Все деньги за исключением 20%. Никакой благотворительности в этом не было.

Но это все равно больше, чем когда они выставляются в галереях. Ведь галерея берет себе около 50%.

Олег: Давайте не будем обсуждать то, чего мы не знаем наверняка. Существуют разные модели взаимоотношений Художника и Галереи. Если разобраться, то в каких-то случаях estimate — оценка стоимости работ, была на уровне галерей, где-то меньше.
Мы тут упускаем еще один важный момент: культурно-просветительский. Общество готово было принять в себя некоторые художественные объекты, повесить их на стены. Нужно это общество готовить. Можно пойти попробовать продать на Вишняковский рынок эти картины. Правильно ли это? Будет ли такой шаг разумным? Ведь люди, которые пришли на аукцион, в большинстве своем состоявшиеся личности. Я примерял каждую работу на стены своего дома. И знаю, что так поступали большинство из пришедших. Тут такой очень тонкий момент. Сейчас слышу во внешнем фоне рассуждения упреки в том, что это не “современное искусство”, что это “салон”.
Роман: Мы попытались выяснить, каково в понимании людей отличие салонного искусства от несалонного. Выяснилось, что эту границу определяет некое сообщество, состоящее из людей разной степени вовлечённости в художественный процесс. Но у нас тоже есть амбиции в этом поучаствовать.

Мне кажется, современный художник создает что-то, потому что он не может не создавать. Но у нас полно салонных художников, которые рисуют на заказ натюрморты, портреты…

Роман: Художника обидеть очень легко. Когда твой коллега получает признание в шелестящем эквиваленте, а твои работы не пользуются популярностью, это очень обидно. Это разрывает творческого человека на кусочки. Вот эта вот обида и орет, мол: “… зато я — искусство, а они все — салон и украшения”.
Олег: В следующем году весной точно будет еще один аукцион. Предаукционную выставку мы сделаем более протяженной. Кроме того, мы постараемся делать регулярные экскурсии по выставке, потому что каждый из художников не просто предоставил какую-то работу, а вложил в нее смысл. Иногда это очень любопытно. И чем больше этой любопытной информации, тем больше шансов, что потенциальный покупатель выберет эту работу.

Каков ваш материальный интерес?

Олег: Мы истратили личные деньги, ничего не заработали. Организация подобного события — не очень дешевое мероприятие. Но мы пошли на убытки совершенно осознанно.
Роман: У нас немного разные предпосылки. У Олега Владимировича они находятся на уровне борьбы за культурно-просветительский аспект, а у меня более приземленные амбиции, потому что я еще не реализовал свою потребность в денежных знаках. Я буду стараться сделать это бизнесом.

Какие перспективы?

Роман: Хорошие перспективы, тот небольшой минус, который образовался после первого аукциона, потом станет плюсом. Мы осмысленно шли на то, чтобы в первый раз потратить деньги. Мы потратили безобразно мало, большое спасибо спонсорам. Они, между прочим, тоже купили картины. История с искусством сегодня как работает: люди понастроили домов и больших офисов, появились стенки, на которые можно что-то вешать. В процессе заполнения этих стенок они начинают интересоваться историей работ, чтобы рассказывать потом друзьям. Стенки заканчиваются, остановиться они уже не могут, продолжают картины складывать в чуланах, которые потом вырастают в музеи.

Кстати насчет музея. В интернете было много мнений о том, что площадка выбрана неудачно. Почему выбрали музей, а не «Типографию», например?

Роман: Николай Мороз был первым человеком, к которому я пришел еще в августе, когда только возникла идея аукциона, и попросил помочь. Он мне дал список художников, работы большинства из которых приняли участие в аукционе. Он мне сам сказал, что «Типография» — не то место для этой аудитории. Поэтому теперь мне не очень понятна его реакция.
Олег: Мероприятию было необходимо паблисити. Где его можно было провести? У меня есть доверие к определенным культурным институтам. Поэтому что может быть более святым для аукциона искусства, чем главный художественный музей края? И то, что нам удалось это сделать не пошло, соблюсти тонкий баланс между попсовостью и сдержанностью. Аукционист невероятно понравился, я впервые присутствовал на аукционе, к стыду своему. Мне понравилось.

Кто-нибудь из вас собирает работы? У вас есть любимые художники?

Роман: Мы только начали собирать. Какие-то вещи я купил на этом аукционе. например Super-Space Александра Чурсина. У меня есть один семестр художественного образования, поэтому тянет к прекрасному.
Олег: А я стал обладателем «Натюрморта» Нальби Бугашева. Мне на день рождения его подарили друзья. Я сам еле сдерживался, чтобы не размахивать номерком.

Нальби ведь тоже человек очень известный за пределами Краснодара.

Роман: Он поставил очень низкую стартовую цену — в качестве поддержки нашего начинания. Он не может продавать холсты, потому что у него их сразу забирают, а на наш аукцион выставил работу на картоне. Востребованный художник гораздо спокойнее относится к каким-то вещам: продали — не продали, купили — не купили.
Олег: Тут мы уже говорим о зрелости и готовности города, граждан.

Что показал ваш опыт — город уже готов?

Роман: Однозначно, у людей есть вкус. Они могут отличить что-то непотребное от хорошего. Первый раз мы шли на поводу у тех художников, которые не хотели снижать стартовую цену, но в следующий раз с нами будут работать только те, кто готов принять наши условия. Были любопытные работы, но стартовая цена оказалась настолько высокой, что отпугивала людей. Зато даже художники с именем, которые не стеснялись продавать работы ниже estimate, получили от этого выгоду. После аукциона некоторые художники продали другие свои работы, потому что люди узнали о них.

Были какие-то авторы, на которых вы ставили, а их никто не купил?

Роман: Нет, 70% лотов продалось.
Олег: Даже аукционист с богатым опытом работы сказал, что если 30% продадите, то хорошо. Так что результат лично меня ошеломил.

Не из Краснодара были покупатели?

Роман: Да. В дальнейшем мы все-таки будем развивать краснодарский аукцион, показывать не только работы местных художников, но и из других регионов страны привозить. Когда-нибудь, возможно, из-за границы привезем. Покупателей тоже не только из Краснодара привлекать будем.

Кто берет на себя роль искусствоведа, который отбирает работы?

Роман: Мы работаем сейчас с Мариной Тевзадзе, она наш основной теоретик пока. Будем привлекать и других людей искусства по мере необходимости.



Чего вы не сделаете на следующем аукционе? Какие ошибки исправите?

Роман: С экспозицией надо будет поработать, правильно расставить работы. Это тоже целая наука. В этот раз экспозицией занимались сотрудники музея, ну и мы на глаз. Но особо сильно не уделяли этому время. На самом деле я считаю, что все удалось, все получилось.

Сколько участвовало покупателей?

Роман: Всего было человек 100.
Олег: Участвовало человек 40.

Сергей Галицкий пришел?

Олег: Нет, он и не собирался. Но работу купил — «Быка» Владимира Колесникова. Были претензии, почему того не позвал, или этого. Во-первых, на аукцион попали две трети приглашенных. Кто-то был не в городе в этот день, кто-то захворал. Во-вторых, моя задача, приглашая людей, попытаться найти тех, кто, с одной стороны, не ходит на публичные мероприятия по тем же причинам, что и я, а с другой — заинтересуются аукционом.
Роман: Это к вопросу о том, почему не сделали в «Типографии». Потому. Это классное место, «Рупорт» является патроном «Типографии», готов всегда помочь, но нужно отдавать себе отчет в том, что есть определенная аудитория, интересная нам, но которая не готова пока принять это место.
Олег: Давайте представим себе через человеческий образ, что такое современное искусство. Вероятно — человек лет сорока, может быть с не очень чистыми волосами, длинными, распущенными, не очень опрятно одетый, но обладающий огромным талантом, знаниями, мастерством. Но самоподача у таких людей хромает, потому что самоподача им и не нужна. А кто посещает аукционы? Человек в смокинге и бабочке. Уверенный в себе, состоявшийся как личность и имеющий свое собственное мнение обо всем, включая современное искусство. И то и другое смахивает на стереотипы. И аукцион в этом ключе — тот самый мост, который поможет этим разным, на первый взгляд, людям встретиться.

На следующем аукционе также будет? Художников и прессу не позовете?

Роман: Художников точно не позовем, чтобы их не нервировать, а с прессой подумаем, как быть.
Как много в итоге пресса написала о вашем аукционе?

Олег: Ведущие телеканалы края и города отметили. Да и не стояла задача раздуть избыточный интерес в средствах массовой информации. Проекту быть — вот что важно. Меня приятно удивило то, что музей для нас был выделен распоряжением Галины Дмитриевны Золиной. Хотя ни Роман, ни я лично с такой просьбой не обращались. Меня это невероятно порадовало, мы даже не рассчитывали на такой замечательный жест со стороны власти.

Интересно, а покупали ли работы чиновники, представители власти?

Олег: Чиновников я не заметил.
Роман: Но возможно, через телефон кто-то покупал.

Вопросы Дарьи Томиловой, текст Анастасии Володченковой.

Читайте по теме:

• Современное искусство не продалось — www.kublog.ru/blog/kublog/6701.html
• Левицкий оценил краснодарское искусство — www.kublog.ru/blog/kublog/6483.html
• Марина Тевзадзе: «Всегда платят деньги те художники, которых никто не хочет видеть» — www.kublog.ru/blog/kublog/5732.html
• Продано! — www.kublog.ru/blog/kublog/3228.html

Фотографии предоставлены организаторами.